Из лагеря раздавались различные голоса и все на его родном русском языке, кто-то раздавал военные команды, кто-то просил о помощи, был слышен женский и детский плач, где-то в стороне мычали коровы, ржали лошади и блеяли козы. По лагерю пробежало несколько собак. "А вот эти, не мои друзья. От собак надо держаться подальше, а то шум поднимут". По кругу горели костры, возле них грелись люди, одетые в военную и гражданскую одежду.
В центре лагеря стояли двое мужчин одетых в новые шинели без погон. Вернее, один из них, постарше возрастом, не стоял, а сидел на подводе. Левая нога у него была забинтована. Судя по тому, что перед ними все вставали по стойке "смирно" и что-то докладывали, это были командиры. "Вот они-то, мне все и расскажут." - подумал Олег.
Наконец-то Уваров увидел, чего так долго ждал. К этим командирам подвели под конвоем его друзей со связанными за спиной руками. К первым двум присоединились еще трое, по-видимому, тоже командиры. Один из них был в зеленой, как у пограничников, фуражке, один в пилотке, а третий в обычной армейской фуражке и со звездой на рукаве. Все они были вооружены советскими и немецкими автоматами.
Олег поднял карабин и через прицел начал разглядывать людей, допрашивающих Николая, Максима и Яниса. Что они говорили, услышать было невозможно, так как было далеко, да и общим шум лагеря мешал этому. Уваров решил, что если возникнет угроза жизни его друзей, то он будет стрелять врага на поражение и сразу всех. Лучше одним махом обезглавить противника, остальные сами потом разбегутся. "Без пастуха и овцы не стадо". - говаривал когда-то прапорщик Доломанчук.
Вдруг, с противоположного, невидимого из-за тумана, берега озера, раздалось несколько выстрелов. Сначала три пистолетных, а затем четыре или пять винтовочных. Спутать эти выстрелы с чем-то другим Олег не мог, сколько за свою жизнь он наслушался подобных звуков…
Андрей пришел в себя. Что случилось? Что произошло? Он ничего не мог понять. Все тело болело и ныло, голова кружилась и сильно болела, во рту ощущалась сухость, хотелось пить. Немного тошнило. Тяжело было дышать, ощущался недостаток кислорода. Стало очень холодно.
Кругом было светло, но в тоже время ничего не было видно. Словно все в белом тумане.
- Есть кто живой? Отзовитесь! - крикнул в белую пелену Григоров. Рядом с собой он нащупал свой трофейный автомат и взял его в руки. - Левченко! Тишко! Где вы?
- Здесь мы, лейтенант, здесь. Не кричи так, а то горло заболит. - раздался из тумана голос Левченко. - Подползай к нам, командир, мы сзади тебя сидим. Да свою шинельку не забудь, а то на дворе не май месяц.
Андрей, подхватив свою шинель, которой укрывался и автомат, пополз на коленях на голос Левченко. А вот и сам Левченко. Возле него, со всех сторон, прижавшись друг к другу, лежали и сидели бойцы его взвода. Все были одеты в шинели, на головах пилотки с отвернутыми краями, натянутыми на уши. Недалеко от Тишко, примостился Ганс Штольке в немецкой шинели.
- Давайте, товарищ лейтенант, к нам. Вместе, теплее. Хотите водички испить? - протянул ему флягу с водой один из бойцов.
- Спасибо. Действительно что-то в горле пересохло. Состояние такое, как будто после большого перепоя. - сделав несколько больших глотков из фляги, Григоров обратился к Левченко. - А где девушка? И вообще, что случилось, я ничего пока не понимаю?
- За Оксанку не беспокойся, лейтенант. Вон она, между бойцами спит. Плохо ей было, сознание потеряла. Мы ее из железного ящика и вытащили. Это наш немец расстарался. Молодец, Ганс, сам погибай, а переводчика выручай! - проговорил Левченко. Услышав свое имя, Штольке закивал головой и улыбнулся. Затем, взяв флягу и сделав несколько небольших глотков, старший сержант продолжил. - Сами ничего не понимаем, лейтенант. Ночью все гремело, светилось, озеро, будто на дыбы встало. Землетрясение настоящее. Потом все отключились. Я сам очнулся как после дикой пьянки. Вот сейчас сидим и ждем, что будет дальше. Но мы здесь не одни. Кругом, наши. Подходил начальник связи, старший лейтенант Дулевич, передал приказ комполка: всем сидеть на месте, пока туман не сойдет. Так что, ждем. Но, предчувствия у меня нехорошие. Что-то плохое произошло.
Андрей прислушался. Откуда-то из тумана, раздавались голоса других красноармейцев, где-то был слышен детский плач и рыдала женщина. Немного в стороне, испуганно ржали лошади и тоскливо мычали коровы. Вдруг из белой пелены, к ним выбежала небольшая рыжая собачонка, с короткой шерсткой и таким же коротким хвостиком. Сначала, испугавшись, она отпрыгнула в сторону, но потом подошла и села в ногах у Левченко.
- Ну, Григорий Васильевич, ты как тот Ной из ковчега, к тебе всякая животинка за спасением тянется. - пошутил кто-то из бойцов.
- Это я с виду такой грозный, а так добрый в душе. - шутливо произнес в ответ старший сержант. - Но в душу мне не плюй, а то обижусь. Тогда тебе плохо будет.
- Товарищ старший сержант. А это кобелек! Давайте его к себе возьмем и Ноем назовем, а? - предложил один из молодых красноармейцев.
Левченко нагнулся к собачонке и почесал за ухом. Пес, как будто бы ждал такой ласки, он вывернул голову и лизнул руку человека.
- Ну, если товарищ лейтенант не возражает, тогда зачисляем Ноя в штат нашей батареи. Будет нас охранять. Правда, Ной? - в шутку обратился к собаке Левченко. Пес, словно поняв его, радостно тявкнул.
- Как же я могу возражать против таких просьб. - усмехнулся Григоров и также погладил собаку. Кто-то из бойцов протянул песику сухарик и тот моментально исчез в собачьей пасти. Видно было, что пес давно не ел. Теперь каждый старался приласкать или чем-то угостить понравившегося всем веселого песика, радостно повизгивавшего и отвечающего на любую ласку людей. Похоже, что раньше он был домашним и любил человеческое окружение.